Григорий Иванович Котовский — выдающийся Советский военачальник времен Гражданской войны и интервенции. Если погибают комкоры, значит это кому-то нужно…

20.09.2019

Детство

24 июня 1881 года в небольшом молдавском селе под названием Ганчешты родился Котовский Григорий Иванович. Краткая биография этого революционера не может обойтись без упоминания о его происхождении. Хотя Котовский родился в молдавском селе, он был русским (его отец являлся обрусевшим поляком, а мать - урожденной русской). Ребенок рано потерял своих родителей и в 16 лет остался сиротой.

Юноша был взят на воспитание своим крестным отцом. Этот человек был богат и влиятелен. Он помог Котовскому получить образование, отправив его учиться в Кокорозенское училище на агронома. Опекун также оплатил все расходы на проживание и обучение.

В уголовном мире

В конце XIX - начале XX в. революционное российское движение переживало свой очередной подъем. Не мог в него не втянуться и Григорий Котовский. Биография его молодости полна эпизодами встреч и сотрудничества с эсерами. Именно они привили Котовскому любовь к авантюрам. В среде революционеров молодой человек решил отказаться от обывательской жизни.

В то же время он не был фанатиком-социалистом. Его, скорее, можно охарактеризовать как очень прагматичного человека, не обремененного принципами. После окончания учебы Котовский некоторое время работал землемером в молдавских и украинских губерниях. Однако начинающий специалист нигде долго не задерживался. Его мечты никак не касались мыслей о блестящей карьере.

С 1900 года за мелкие уголовные преступления регулярно арестовывался Григорий Котовский. Биография этого человека становилась все известнее в преступном мире России. Когда началась русско-японская война, Котовский по возрасту и состоянию здоровья должен был отправиться на фронт. Однако сначала он укрывался от военкомата, а когда, наконец, был схвачен и отправлен в Костромской пехотный полк, благополучно оттуда дезертировал.

Знаменитый налетчик

Так началась жизнь Котовского-налетчика. Он собрал вокруг себя настоящую банду и несколько лет занимался грабежами. Как раз именно в это время в стране полыхала первая революция. Анархия и слабость государственной власти оказались только на руку уголовникам, среди которых был и Котовский Григорий Иванович. Краткая биография преступника была полна эпизодами арестов и ссылок в Сибирь. Каждый раз он бежал с каторги и возвращался в Одессу или близлежащие к ней губернии.

Подобная биография Котовского Григория Ивановича неудивительна. Несмотря на то что преступники и революционеры очерняли царский режим и называли его «палаческим», пенитенциарная система империи была крайне человеколюбивой. Ссыльные и каторжники без труда сбегали из мест заключения. Многие, как Котовский, арестовывались по несколько раз, и все равно оказывались на свободе раньше положенного срока.

Последний арест Котовского в царской России произошел в 1916 году. За грабежи и вооруженные налеты на банки его приговорили к смертной казни. Биография Котовского Григория Ивановича показывает читателю пример человека, каждый раз спокойно выходившего сухим из воды. Но теперь его жизнь оказалась на волоске. Налетчик стал писать покаянные письма властям.

В это время уже шла Первая мировая война. По месту ареста Котовского судил Одесский трибунал. Согласно военному законодательству, он подчинялся командующему близлежащим фронтом знаменитому генералу Брусилову. Именно должен был подписать приговор о смертной казни.

Котовский не зря был известен своей способностью выбираться из передряг. Он с помощью слезливых писем уговорил жену Брусилова надавить на мужа. Генерал, послушавшись супругу, на время отложил исполнение приговора.

На фронте

Тем временем уже наступил 1917 год, а вместе с ним и принялось за массовую амнистию «жертв режима» царской эпохи. За освобождение Котовского выступили даже некоторые министры, в том числе Гучков. Когда премьер Керенский собственноручно подписал указ об амнистии знаменитого налетчика, тот уже несколько дней устраивал кутежи в Одессе.

Этот город был близок к фронту. Наконец, после долгих лет бегства от военкоматов, на нем оказался и Григорий Котовский. Биография бывшего преступника пополнилась очередными перестрелками - на этот раз с немцами и австрийцами. За мужество на фронте Котовский был произведен в прапорщики и получил На войне он вновь сблизился с эсерами и стал солдатским депутатом.

В годы гражданской войны

Но недолго в армии пребывал Григорий Котовский. Краткая биография этого человека в советскую эпоху была больше всего известна именно как образец революционного мужества. Когда в октябре 1917 года в Петрограде произошел переворот большевиков, прапорщик оказался в эпицентре гражданской войны. Котовский был эсером, но те первое время считались союзниками новой власти.

Сначала бывший налетчик воевал в отряде, который принадлежал Одесской советской республике. Это «государство» просуществовало считанные месяцы, так как вскоре было захвачено румынскими войсками. Котовский ненадолго бежал в Россию, но уже через год вновь оказался в Одессе. На этот раз он был здесь на нелегальном положении, так как город перешел в руки украинского правительства, враждебного Советской власти в Москве.

Позже Котовский возглавил конную группу. Он воевал против армий Деникина на юге и Юденича на севере. На заключительном бывший грабитель подавлял крестьянские и украинские восстания уже на территории, полностью принадлежавшей советскому правительству.

Смерть

За годы службы со многими высшими большевистскими руководителями познакомился Котовский Григорий Иванович. Фото революционера часто попадали в коммунистические газеты. Несмотря на туманное прошлое, он стал героем. Михаил Фрунзе (нарком по военным делам) предлагал сделать его своим заместителем.

Однако на тот момент жить Котовскому осталось уже недолго. Он был застрелен во время отдыха на черноморском побережье 6 августа 1925 года. Убийцей оказался член преступного мира Одессы Мейер Зайдер.

На похоронах Котовского присутствовали герои гражданской войны и будущие маршалы Советского Союза Буденный и Егоров. Погибшему сделали мавзолей по подобию ленинского (вождь мирового пролетариата умер за год до того). Котовский стал известным персонажем народного фольклора. В советское время его именем часто называли улицы, населенные пункты и т. д.

) - советский военный и политический деятель, участник Гражданской войны .

Сделал карьеру от уголовного преступника до члена Союзного, Украинского и Молдавского Центрального Исполнительного Комитета . Член Реввоенсовета СССР. Легендарный герой советского фольклора и художественной литературы. Отец российского индолога Григория Григорьевича Котовского . Погиб при невыясненных обстоятельствах от выстрела своего знакомого Мейера Зайдера .

Ранние годы

Григорий Котовский родился 12 (24) июня 1881 года в селе Ганчешты (ныне город Хынчешты в Молдавии), в семье мещанина города Балта Подольской губернии . Кроме него, у родителей было ещё пять детей. Отец Котовского был обрусевшим православным поляком, мать - русской. Сам Котовский утверждал, что происходит из шляхетского рода, владевшего имением в Подольской губернии. Дед Котовского за связи с участниками польского национального движения был якобы досрочно уволен в отставку и разорился. Отец будущего комкора, инженер-механик по образованию, принадлежал к мещанскому сословию и работал механиком винокуренного завода в имении Манук-Беев в Хынчештах.

Григорий Котовский страдал логоневрозом , левша . В два года потерял мать, а в шестнадцать - отца. Заботу о воспитании Гриши взяла на себя его крёстная мать София Шалль, молодая вдова, дочь инженера, бельгийского подданного, который работал по соседству и был другом отца мальчика, и крёстный отец - помещик Григорий Иванович Мирзоян Манук-Бей, внук Манук-Бея Мирзояна . Крёстный отец помог юноше поступить в Кокорозенское агрономическое училище и оплатил весь пансион. В училище Григорий особенно тщательно изучал агрономию и немецкий язык, так как Манук-Бей обещал направить его на «дообучение» в Германию на Высшие сельскохозяйственные курсы. Надежды эти не оправдались из-за смерти крёстного в 1902 году.

Налётчик-революционер

По заявлению самого Котовского , во время пребывания в агрономическом училище познакомился с кружком эсеров . После окончания сельскохозяйственного училища в 1900 году работал помощником управляющего в различных помещичьих имениях Бессарабии, но нигде долго не задерживался. То его выгоняли «за обольщение жены помещика», то «за хищение 200 рублей хозяйских денег» . За защиту батраков Котовский был арестован в 1902 и 1903 годах. К 1904 году , ведя такой образ жизни и попадая периодически в тюрьмы по мелким уголовным преступлениям, Котовский становится признанным лидером бессарабского бандитского мира . Во время русско-японской войны в 1904 году не явился на призывной пункт. В следующем году был арестован за уклонение от воинской службы и определён служить в 19-й Костромской пехотный полк, расквартированный в Житомире .

Вскоре дезертировал и организовал отряд, во главе которого совершал разбойничьи набеги - жёг имения, уничтожал долговые расписки. Крестьяне оказывали отряду Котовского помощь, укрывали его от жандармов , снабжали продуктами, одеждой, оружием. Благодаря этому отряд долгое время оставался неуловимым, а о дерзости совершаемых им нападений ходили легенды. Котовский был арестован 18 января 1906 года , но смог через полгода бежать из Кишинёвской тюрьмы. 24 сентября того же года - вновь арестован, спустя год приговорён к 12 годам каторги и отправлен по этапу в Сибирь через Елисаветоградскую и Смоленскую тюрьмы. В 1910 году доставлен в Орловский централ . В 1911 году этапирован к месту отбытия наказания - в Нерчинскую каторгу . На каторге сотрудничал с властями, стал десятником на строительстве железной дороги, что делало его кандидатом на амнистию по случаю 300-летия дома Романовых . Однако по амнистии бандитов выпускать не стали, и тогда 27 февраля 1913 года Котовский бежал из Нерчинска и вернулся в Бессарабию. Скрывался, работая грузчиком, чернорабочим, а затем снова возглавил группу налётчиков . Особо дерзкий характер деятельность группы приобрела с начала 1915 года , когда от ограблений частных лиц боевики перешли к налётам на конторы и банки. В частности, ими было совершено крупное ограбление Бендерского казначейства, поднявшее на ноги всю полицию Бессарабии и Одессы. Вот как описывала Котовского секретная депеша, полученная уездными исправниками и начальниками сыскных отделений:

…Прекрасно говорит по-русски, румынски, и еврейски, а равно может изъясняться на немецком и чуть ли не на французском языках. Производит впечатление вполне интеллигентного человека, умного и энергичного. В обращении старается быть со всеми изящным, чем легко привлекает на свою сторону симпатии всех имеющих с ним общение. Выдавать он себя может за управляющего имениями, а то и помещика, машиниста, садовника, сотрудника какой-либо фирмы или предприятия, представителя по заготовке продуктов для армии и прочее. Старается заводить знакомства и сношения в соответствующем кругу… В разговоре заметно заикается. Одевается прилично и может разыгрывать настоящего джентльмена. Любит хорошо и изыскано питаться…

После получения известия об отречении Николая II от престола в Одесской тюрьме произошёл бунт, и в тюрьме установилось самоуправление. Временное правительство объявило широкую политическую амнистию.

Участник Первой Мировой войны

С уходом французских войск , 19 апреля 1919 года Котовский получает от Одесского комиссариата назначение на пост главы военного комиссариата в Овидиополе . В июле 1919 года назначен командиром 2-й бригады 45-й стрелковой дивизии . Бригада была создана на основе сформированного в Приднестровье Приднестровского полка. После захвата Украины войсками Деникина , бригада Котовского в составе Южной группы войск 12-й армии совершает героический поход по тылам противника и выходит на территорию Советской России. В ноябре 1919 года критическая обстановка сложилась на подступах к Петрограду. Белогвардейские войска генерала Юденича подошли вплотную к городу. Конную группу Котовского, вместе с другими частями Южного фронта, отправляют против Юденича, но когда они прибывают под Петроград, выясняется, что белогвардейцы уже разгромлены. Это было весьма кстати для котовцев, которые были практически небоеспособны: 70% из них были больны, да к тому же не имели зимнего обмундирования . В ноябре 1919 года Котовский слёг с воспалением лёгких. С января 1920 года командовал кавалерийской бригадой 45-й стрелковой дивизии, воюя на Украине и на советско-польском фронте . В апреле 1920 года вступил в РКП(б) . С декабря 1920 года Котовский - командир 17-й кавалерийской дивизии Червонного казачества . В 1921 году командовал кавалерийскими частями, в том числе подавляя восстания махновцев , антоновцев и петлюровцев . В сентябре 1921 года Котовского назначают командиром 9-й кавалерийской дивизии, в октябре - командиром 2-го кавалерийского корпуса . В Тирасполе в 1920-1921 годах в здании бывшей гостиницы «Париж» располагалась штаб-квартира Котовского (ныне - штаб-музей). По неподтверждённому утверждению сына , летом 1925 года нарком Фрунзе якобы предполагал назначить Котовского своим заместителем.

Убийство

Похороны

Легендарному комкору советскими властями были устроены пышные похороны, сравнимые по размаху с похоронами В. И. Ленина .

Похоронить Котовского на своей территории предлагали Одесса, Бердичев, Балта (тогда столица АМССР).

Мавзолей

На следующий день после убийства, 7 августа 1925 года , из Москвы в Одессу срочным порядком была направлена группа бальзаматоров во главе с профессором Воробьёвым .
Мавзолей был изготовлен по типу мавзолея Н. И. Пирогова в Виннице и Ленина в Москве. 6 августа 1941 года , ровно через 16 лет после убийства комкора, мавзолей был уничтожен оккупационными войсками .

Мавзолей восстановлен в 1965 году в уменьшенном виде .

28 сентября 2016 года депутаты городского совета Подольска (бывший Котовск) приняли решение похоронить останки Григория Котовского на городском кладбище №1 .

Награды

См. также

Список троекратных кавалеров ордена Красного Знамени до 1930 года

Семья

Жена - Ольга Петровна Котовская, по первому мужу Шакина (1894-1961). По опубликованным свидетельствам сына, Г. Г. Котовского , Ольга Петровна родом из Сызрани , из крестьянской семьи, выпускница медицинского факультета Московского университета, была ученицей хирурга Н. Н. Бурденко ; будучи членом большевистской партии, добровольцем ушла на Южный фронт. Познакомилась с будущим мужем осенью 1918 года в поезде, когда Котовский догонял бригаду после перенесённого тифа, в конце этого же года поженились. Ольга служила врачом в кавалерийской бригаде Котовского. После гибели мужа 18 лет отработала в Киевском окружном госпитале, майор медицинской службы.

Факты

Этот раздел представляет собой неупорядоченный список разнообразных фактов о предмете статьи.

Пожалуйста, приведите информацию в энциклопедический вид и разнесите по соответствующим разделам статьи. Согласно решению Арбитражного комитета Википедии , списки предпочтительно основывать на вторичных обобщающих , содержащих критерий включения элементов в список.

Большая советская энциклопедия в статье о Г. И. Котовском сообщает, что в январе - марте 1918 года он командовал Тираспольским отрядом. На самом деле отрядом командовал Евгений Михайлович Венедиктов , возглавлявший непродолжительное время и Вторую революционную армию .
В 1939 году в Румынии Ион Ветрилэ создал революционную анархо-коммунистическую организацию «Гайдуки Котовского ».
Три ордена Красного Знамени и почётное революционное оружие Котовского были украдены румынскими войсками из мавзолея во время оккупации. После войны Румыния официально передала награды Котовского СССР .
Побритую голову иногда называют «стрижкой под Котовского».

Память

Имя Котовского было присвоено заводам и фабрикам, колхозам и совхозам, пароходам, кавалерийской дивизии , партизанскому отряду во время Великой Отечественной войны .

В честь Григория Котовского названы:

город Котовск в Тамбовской области ,
город Котовск (бывш. Бирзула) в Одесской области , где похоронен Котовский (12 мая 2016 года город Котовск Одесской области переименован в Подольск).
город Хынчешты , родина Котовского, - с по 1990 год назывался Котовск .
село Котовское в Раздольненском районе Республики Крым .
село Котовское , Комратский район , Гагаузия .
Посёлок Котовского - район города Одессы .
улица «дорога Котовского» в Одессе (переименована в Николаевскую дорогу).
улицы в десятках населённых пунктов на территории бывшего СССР .
музей им. Г. Г. Котовского в селе Степановка Раздельнянского района Одесской области .
музыкальный коллектив - рок-группа «Цирюльня им. Котовского».

Памятники

Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

Дом-музей Котовского

Котовский в искусстве

В СССР издательством «ИЗОГИЗ» была выпущена открытка с изображением Г. И. Котовского.

В кинематографе

«П. К. П. » (1926) - Борис Зубрицкий
«Котовский » (1942) - Николай Мордвинов .
«Эскадра уходит на запад » (1965) - Б. Петелин
«Последний гайдук » (Молдова-фильм , 1972) - Валерий Гатаев .
«По волчьему следу », (1976); «Большая малая война », (1980) - Евгений Лазарев .
«Котовский » (телесериал, 2010) - Владислав Галкин .
«Жизнь и приключения Мишки Япончика » (телесериал, 2011) - Кирилл Полухин .

Стихи и песни

Проза

Биографическая повесть «Золотая шашка» Романа Сефа .
На мифологизированной фигуре Котовского основан одноимённый персонаж романа В. Пелевина «Чапаев и Пустота ».
Г. И. Котовский и котовцы упоминаются в книге «Как закалялась сталь » Н. Островского.
Образ Г. И. Котовского несколько раз появляется в ироничном романе В. Тихомирова «Золото на ветру».
Писатель Р. Гуль описал его в книге «Красные маршалы: Ворошилов, Буденный, Блюхер, Котовский» (Берлин: Парабола, 1933.)

Напишите отзыв о статье "Котовский, Григорий Иванович"

Примечания

Литература

Сибиряков С. Г. Григорий Иванович Котовский. - М.: Изд-во Всесоюзн. о-ва политкаторжан и ссыльнопоселенцев, 1925.
Барсуков М. . - М .; Л. : Земля и фабрика , 1926.
Гай Е. . - М .; Л. : Молодая гвардия , 1926.
Межберг Н., Шпунт Р. . - Одесса, 1930.
Сибиряков С. , Николаев А. . - М .: Молодая гвардия , 1931.
Шмерлинг В. . - М.: Журнгазобъединение, 1937.
Скворцов А. Е. Г. И. Котовский о физической культуре // Теория и практика физ. культуры. - 1950. - Т. XIII. - Вып. 5. - С. 324-329.
Григорий Иванович Котовский . - М.: Воениздат, 1951.
Бунчук М. Ф. Основные этапы развития физической культуры в колхозах УССР (в годы довоенных пятилеток): дис. … канд. пед. наук / Бунчук М. Ф.; Укр. НИИ Педагогики. - Киев, 1954.
Документы и материалы к истории гражданской войны в СССР. Г. И. Котовский. - Кишенев, 1956.
Четвериков Б. Д. Котовский: Роман / [Илл.: П. С. Корецкий]. Кн. 1. - М.: Воениздат, 1961.
Четвериков Б. Д. Котовский: Роман / [Илл.: П. С. Корецкий]. Кн. 2: Эстафета жизни. - М.: Воениздат, 1964.
Четвериков Б. Д. Котовский: Роман / Худож. П. Н. Пинкисевич. Кн. 1: Человек-легенда. - М.: Воениздат, 1968. - 614 с.: ил.
Четвериков Б. Д. Котовский: Роман / Худож. П. Н. Пинкисевич. Кн. 2: Эстафета жизни. - М.: Воениздат, 1968. - 463 с.: ил.
Гуль Р. Б. Котовский. Анархист-маршал. - 2-е. - Нью-Йорк: Мост, 1975. - 204 с.
Кузьмин Н. П. Меч и плуг: Повесть о Григории Котовском. - М.: Политиздат, 1976 (Пламенные революционеры) - 411 с, ил. То же. - 2-е изд., испр. -1981.- 398 с, ил.
Бурин Сергей Григорий Котовский: Легенда и быль, М.: Олимп; Смоленск: Русич,1999.
Савченко В. А. Григорий Котовский: из уголовников в герои // . - Харьков: АСТ, 2000. - 368 с. - ISBN 5–17–002710–9.
Савченко В. А.: Котовский. - М.: Эксмо, 2010.
Соколов Б. В. Котовский. - М.: Молодая гвардия, 2012. - ISBN 978-5-235-03552-2 .
Новохатский М. И.: - Путь в легенду, «Картя Молдовеняскэ», Кишинев, 1976
Лупашко М. В. (Лупашко Михаил) - Бессарабецъ: Издательство: Elena-V.I. ISBN 9789975434638 , Год: 2012 http ://artofwar.ru/s/skripnik_s_w/text_0250.shtml

Ссылки

Беляев А., Денисенко Д. // Независимая газета. - 20.01.2001.
Фомин Александр. (рус.) . Псевдология (14.08.2003). Проверено 28 февраля 2009. .
Олег Константинов. (рус.) . ТАЙМЕР (25.01.2010). .
(рус.) . Odesskiy.com. - Подробная биография Котовского Григория Ивановича: история его жизни..
(рус.) . tmbv.info. .

Отрывок, характеризующий Котовский, Григорий Иванович

– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.
– И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя!
– Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости.
Но Ростов не слушал.
– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей.
– Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и всё, – заключил он.
– И пить, – сказал один из офицеров, не желавший ссориться.
– Да, и пить, – подхватил Николай. – Эй ты! Еще бутылку! – крикнул он.

В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном, и в высшем Петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.
В 1809 году близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра. Но, кроме внешних политических соображений, в это время внимание русского общества с особенной живостью обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы в это время во всех частях государственного управления.
Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований.
Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все те предприятия по именьям, которые затеял у себя Пьер и не довел ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, все эти предприятия, без выказыванья их кому бы то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем.
Он имел в высшей степени ту недостававшую Пьеру практическую цепкость, которая без размахов и усилий с его стороны давала движение делу.
Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.
Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.
Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.

По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.

На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.

Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.

Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет, радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C"est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d"etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.

В 1887 году в местечке Ганчешти Кишиневского уезда Бессарабской

губернии, в семье дворянина инженера Котовского родился мальчик Гриша -

будущий известный вождь красной конницы. Семья Котовского небогатая, отец

служил на винокуренном заводе в именьи князя Манук-Бея, жалованье небольшое,

а у Котовского пять человек детей. К тому ж вскоре в дом вошло и несчастье:

когда будущему красному маршалу исполнилось два года - умерла мать.

Григорий Котовский был нервным, заикой мальчиком. Может-быть даже

тяжелое детство определило всю сумбурную, разбойничью жизнь. В детстве

страстью мальчика были - спорт и чтенье. Спорт сделал из Котовского силача,

а чтенье авантюрных романов и захватывающих драм пустило жизнь по

фантастическому пути.

Из реального училища Котовский был исключен за вызывающее поведение.

Отец отдал его в Кокорозенскую сельско-хозяйственную школу. Но и сельское

хозяйство не увлекло Котовского, а когда ему исполнилось 16 лет внезапно

умер отец и, не кончив школы, Котовский стал практикантом в богатом

бессарабском именьи князя Кантакузино.

Здесь то и ждала его первая глава криминального романа, ставшего жизнью

Григория Котовского. Разбой юноши начался с любви. В имении князя

Кантакузино разыгралась драма.

В статного красавца, силача практиканта влюбилась молодая княгиня.

Полюбил ее и Котовский. И все развернулось по знаменитому стихотворению -

"не гулял с кистенем я в дремучем лесу..."

О любви узнал князь, под горячую руку арапником замахнулся на

Котовского. Этого было достаточно, чтобы ненавидящий князя практикант

бросился на него и ударил. Князь ответил Котовскому тем, что дворня связала

практиканта, избила, и ночью вывезла, бросив в степи.

Вся ненависть, вся страстность дикой натуры Котовского вспыхнула и,

вероятно, недолго рассуждая, он сделал шаг, определивший всю дальнейшую

жизнь. Котовский убил помещика и, подпалив именье, бежал.

Через двадцать пять лет Котовский стал почти что "членом правительства

России", а княгиня Кантакузино эмигранткой, продавщицей в ресторане "Русский

трактир" в Америке. Тогда это было невообразимо.

Корабли к мирной жизни у Котовского были сожжены. Да, вероятно, он и не

хотел ее никогда. Ненависть к помещику в практиканте Котовском смешалась с

ненавистью к помещикам, к "буржуям", а дикая воля подсказала остальное.

Скрываясь в лесах, Котовский подобрал двенадцать человек крестьян,

пошедших с ним на разбой; тут были и просто отчаянные головы и беглые

профессионалы-каторжники. Всех объединила воля и отчаянность Котовского. В

самое короткое время банда Котовского навела панику на всю Бессарабию. И

газеты юга России внезапно записали о Котовском точно также, как Пушкин

писал о Дубровском: - "Грабительства одно другого замечательнее, следовали

одно за другим. Не было безопасности ни по дорогам ни по деревням. Несколько

троек, наполненных разбойниками, разъезжали днем по всей губернии,

останавливали путешественников и почту, приезжали в села, грабили помещичьи

дома и предавали их огню.

Начальник шайки славился умом, отважностью и каким-то великодушием.

Рассказывали о нем чудеса..."

Действительно, необычайная отвага, смелость и разбойная удаль создали

легенды вокруг Котовского.

Так в 1904 году в Бессарабии он воскресил шиллеровского Карла Мора и

пушкинского Дубровского.

Это был не простой разбой и грабеж, а именно "Карл Мор". Недаром же

зачитывался фантазиями романов и драм впечатлительный заика-мальчик.

Но исполняя эту роль, Котовский иногда даже переигрывал. Бессарабских

помещиков охватила паника. От грабежей Котовского более нервные бросали

именья, переезжая в Кишинев. Ведь это был как раз 1904 год, канун первой

революции, когда глухо заволновалась загудела русская деревня.

То Котовский появляется тут, то там. Его видят даже в Одессе, куда он

приезжает в собственном фаэтоне, с неизменными друзьями-бандитами кучером

Пушкаревым и адъютантом Демьянишиным. За Котовским гонятся по пятам и все же

Котовский неуловим.

В бессарабском свете "дворянин-разбойник Котовский" стал темой дня.

Репортеры южных газет, добавляли к былям небылицы в описании его грабежей.

Помещики подняли перед властями вопрос о принятии экстренных мер к поимке

Котовского. Помещичьи же жены и дочки превратились в самых ревностных

поставщиц легенд, окружавших ореолом "красавца-бандита", "благородного

разбойника".

Полиция взволновалась: уже были установлены связи Котовского с

террористическими группами с.-р. По приказу кишиневского губернатора за

Котовским началась невероятная погоня. И все ж рассказы о Котовском в

бессарабском свете, полусвете, среди "шпаны" и биндюжников только множились.

Это происходило потому, что даже в английских детективных романах грабители

редко отличались такой отвагой и остроумием, как Котовский.

Арестованных за аграрные беспорядки крестьян полиция гнала в

Кишиневскую тюрьму, но в лесу на отряд внезапно налетели котовцы, крестьян

освободили, никого из конвойных не тронули, только в книге старшего

конвойного осталась расписка: "Освободил арестованных Григорий Котовский".

Под Кишиневом погорела деревня. А через несколько дней к подъезду дома

крупного кишиневского ростовщика подъехал в собственном фаэтоне элегантно

одетый, в шубе с бобровым воротником, статный брюнет с крутым подбородком.

Приехавшего барина приняла в приемной дочь ростовщика.

Папы нет дома.

Может быть вы разрешите мне подождать?

Пожалуйста.

В гостиной Котовский очаровал барышню остроумным разговором,

прекрасными манерами, барышня прохохотала полчаса с веселым молодым

человеком, пока на пороге не появился папа. Молодой человек представился:

Котовский.

Начались истерики, просьбы, мольбы не убивать. Но - джентельмeн

бульварного романа - Г. И. Котовский никогда не срывается в игре. Он -

успокаивает дочку, бежит в столовую за стаканом воды. И объясняет

ростовщику, что ничего ж особенного не случилось, просто, вы, вероятно,

слышали, под Кишиневом сгорела деревня, ну, надо помочь погорельцам, я

думаю, вы не откажетесь мне немедленно выдать для передачи им тысячу рублей.

Тысяча рублей была вручена Котовскому. А, уходя, он оставил в лежавшем

в гостинной на столе альбоме барышни, полном провинциальных стишков, запись:

"И дочь и отец произвели очень милое впечатление. Котовский."

Легенды ширились. Человеческая впечатлительность, падкая к мрачному

разбойному очарованью, раскрашивала Котовского, как могла. Котовский был

тщеславен, знал, что вся печать юга России пишет о нем, но продолжал играть

с такой невероятной отчаянностью, риском и азартом, что казалось, вот-вот,

того гляди переиграет и его схватит, его противник, пристав Хаджи-Коли. Но

нет, Котовский ставит один номер сильнее и азартнее другого - публика

аплодирует!

Помещик Негруш хвастался среди кишиневских знакомых, что не боится

Котовского: у него из кабинета проведен звонок в соседний полицейский

участок, а кнопка звонка на полу. Об этом узнал Котовский и очередная игра

была сыграна. Он явился к Негрушу среди бела дня за деньгами. Но для

разнообразия и юмора скомандовал не руки, а

Ноги вверх!

Котовский ценил юмор и остроумие и в других. В налете на квартиру

директора банка Черкес он потребовал драгоценности. Госпожа Черкес, желая

спасти нитку жемчуга, снимая ее с шеи, словно в волненьи так дернула, что

нитка порвалась и жемчуг рассыпался. Расчет был правилен: Котовский не

унизится ползать за жемчугом по полу. И Котовский подарил госпожу Черкес

улыбкой за остроумие, оставив на ковре ее жемчужины.

Ловкость, сила, звериное чутье сочетались в Котовском с большой

отвагой. Собой он владел даже в самых рискованных случаях, когда бывал на

волос от смерти. Это, вероятно, происходило потому, что "дворянин-разбойник"

никогда не был бандитом по корысти. Это чувство было чуждо Котовскому. Его

влекло иное: он играл "опаснейшего бандита" и играл, надо сказать, -

мастерски.

В Котовском была своеобразная смесь терроризма, уголовщины и любви к

напряженности струн жизни вообще. Котовский страстно любил жизнь - женщин,

музыку, спорт, рысаков. Хоть и жил часто в лесу, в холоде, под дождем. Но

когда инкогнито появлялся в городах, всегда - в роли богатого,

элегантно-одетого барина и жил там тогда широко, барской жизнью, которую

В одну из таких поездок в Кишинев Котовский, выдавая себя за

херсонского помещика, вписал несколько сильных страниц в криминальный роман

своей жизни. Этот господин был прирожденным "шармером", он умел очаровывать

людей. И в лучшей гостинице города Котовский подружился с каким-то помещиком

так, что тот повез Котовского на званый вечер к известному магнату края Д.

Н. Семиградову.

Если верить этому полуанекдотическому рассказу, то вечер у Семиградова

протекал так: на вечере - крупнейшие помещики Бессарабии - Синадино,

Крупенские с женами и дочерьми. Но неизвестный херсонский помещик все же

привлек общее вниманье: он умен, весел, в особенности остроумен, когда зашел

разговор о Котовском.

Вот попадись бы он вам - было бы дело! Задали бы вы ему трепку! -

хохочет Синадино, с удовольствием оглядывая атлетическую фигуру херсонского

помещика.

Да и я бы угостил этого подлеца, - говорит хозяин Семиградов.

А в самом деле, как бы вы поступили? - спрашивает Котовский.

У меня, батенька, всегда заряженный браунинг, нарочно для него держу.

Раскроил бы голову, вот что! -

Правильная предосторожность, - говорит Котовский.

И в ту же ночь, когда разъехались гости, на квартиру Семиградова

налетели котовцы, проникли в квартиру бесшумно, грабеж был большой, унесли

дорогой персидский ковер, взяли даже серебряную палку с золотым

набалдашником - "подарок эмира бухарского хозяину". А на заряженном

браунинге, в комнате спавшего хозяина, Котовский оставил записку: "Не

хвались идучи на рать, а хвались идучи с рати".

Рассказывают, что именно этот "скверный анекдот" и переполнил чашу

терпенья полиции. Губернатор, узнавши, что у Семиградова на вечере пил и ел

сам Котовский, разнес полицию. Дело поимки Котовского было усилено. Вместе с

приставом 2-го участка Хаджи-Коли Котовским занялся помощник полицмейстера

Зильберг. За указание следа Котовского объявили крупную награду. Хаджи-Коли

был хорошим партнером Котовскому и между ними началась борьба.

В этой борьбе-игре, могшей в любую минуту Котовскому стоить жизни,

Котовского не оставляла ни удаль, ни юмор разбойника. Когда по Кишиневу

разнесся слух, что налет на земскую психиатрическую Костюженскую больницу,

где были убиты сторож и фельдшер - дело рук Котовского, последний опроверг

это самым неожиданным образом.

На рассвете у дверей дома Хаджи-Коли вылез из пролетки человек и

позвонил. Пристав поднялся в ранний час, заспанный, отворил дверь.

Хаджи-Коли, я Котовский, не трудитесь уходить и выслушайте меня. В

городе распространяется подлая ложь, будто я ограбил Костюженскую больницу.

Какая наглость! На больницу напала банда, работавшая вместе с полицией.

Обыск у помощника пристава вам откроет все дело.

И перед оцепеневшим полураздетым Хаджи-Коли Котовский быстрыми шагами

подошел к пролетке, а его кучер вихрем дунул от квартиры пристава.

Расследование, произведенное по указанию Котовского, действительно

раскрыло дело об ограблении больницы.

Яростная ловля Котовского Зильбергом и Хаджи-Коли не прекращалась.

История "бессарабского Карла Мора" стала уже слишком шумным скандалом. За

шайкой Котовского по лесам гоняли сильные конные отряды. Иногда нападали на

след, происходили перестрелки и стычки котовцев с полицией, но все же

поймать Котовского не удавалось.

То на то, то на другое именье налетал Котовский с товарищами, производя

грабежи. К одной из помещичьих усадеб подъехали трое верховых. Вышедшему на

Котовский. Вероятно, слыхали. Дело в том, тут у крестьянина Мамчука

сдохла корова. В течение трех дней вы должны подарить ему одну из ваших

коров, конечно, дойную и хорошую. Если в три дня этого не будет сделано, я

истреблю весь ваш живой инвентарь! Поняли!?

И трое трогают коней от усадьбы. Страх помещиков перед Котовским был

столь велик, что никому и в голову не приходило ослушаться его требований.

Вероятно, и в этом случае крестьянин получил "дойную корову".

Напасть на след Котовского первому удалось Зильбергу. Меж Зильбергом и

Хаджи-Коли шла конкуренция - кто поймает гремящего на юге России бандита? С

отрядом конных стражников Зильберг налетел на шайку Котовского. Но Котовский

с полицейскими вел настоящую войну. И в результате стычки не Котовский, а

Зильберг попал в плен.

Вероятно, Зильберг считал себя уже мертвецом. Но в который раз

Котовский сделал "эффектный жест". Он не только отпустил Зильберга с миром,

но подарил ему якобы, еще ту самую "серебряную палку с золотым

набалдашником", которую украли котовцы у Семиградова после знаменитого

вечера. Только, отпуская Зильберга, Котовский взял с него "честное слово",

что он прекратит теперь всякое преследование.

Конечно это было нереально. Прекратить преследование Котовского вряд ли

мог и хотел Зильберг. Да к тому же, Зильберг верил, что во второй раз в плен

к Котовскому он, вероятно, не попадет. Но Котовский любил - "широкие жесты

благородного разбойника" - и только остроумничал и хохотал, отпуская

Зильберга, уносящего серебряную палку - "подарок эмира бухарского".

Но не прошло и месяца, как Зильберг, конкурируя с Хаджи-Коли, схватил

потрясателя юга России, героя 1001 уголовных авантюр и политических

экспроприаций. Через провокатора М. Гольдмана Зилъберг устроил Котовскому в

Кишиневе конспиративную квартиру и на этой квартире схватил и Котовского и

его главных сподвижников.

Правда, не прошло года, как котовцы убили Гольдмана, но сейчас весть о

поимке Котовского печаталась уж в газетах, как сенсация: - Котовский пойман

и заключен в Кишиневский замок!

Страница 1 из 18

В Красной Армии Григорий Иванович Котовский входил в так называемую «пятёрку комсостава», будучи правой рукой Фрунзе. Такой серьезный карьерный взлет, по мнению супруги Котовского и его сына, стали предметом зависти.

- «Григория Ивановича боялись!» – такое заявление сделали родственники именитого комдива на похоронах 12-го августа. Сын же Котовского – Григорий Григорьевич – впоследствии и вовсе утверждал, что гибель отца стала первым политическим убийством в Стране Советов. Официальные органы провели не одно расследование и выводы о «заказном» характере преступления исключили.

Разбойник, романтик, революционер.

Григорий Иванович стал жертвой своего адъютанта Меера Зайдера. Майорчик – так ещё величали убийцу – приехал в колхоз Чабанка близ Одессы. В доме Котовских стояли накрытые столы – на следующий день комдив, получив повышение, должен был выехать на новое место службы.

Меер Зайдер вышел с Григорием Ивановичем на крыльцо, чтобы поговорить…. Через некоторое время послышался выстрел. На месте преступления была найдена фуражка Зайдера со следами крови Котовского. Ее и тело комдива отправили на судебную экспертизу. Ходила легенда, что после убийства Майорик вбежал в дом и, упав на колени, стал просить супругу Григория Ивановича о прощении. Вдова, может быть, и простила Зайдера, вот только «котовцы» это сделать не смогли.

В 27-ом году амнистированного и отпущенного на свободу Майорика нашли на железнодорожных путях с отрубленной головой.

Забальзамированное тело Котовского доставили в город Бирзулу, где построили специальный мавзолей. Во время оккупации он был разрушен. Захватчики извлекли останки комдива и бросили их в общую могилу. но долго тело там не пролежало. Местные жители выкопали его и хранили в мешке три года – вплоть до освобождения Бирзулы.

Сейчас на месте прежнего мавзолея стоит новый. В нём покоится «человек-легенда».

Григорий Котовский: из уголовников в герои

В Одессе, один из самых населенных районов города до сих пор носит имя Котовского. И символично, на мой взгляд, что район этот приобрел славу бандитского: имя обязывает... Еще бы, ведь «пламенный революционер» пятнадцать лет был бандитом и только семь с половиной лет революционером! Есть у кого поучиться и на кого равняться...

Родился Григорий Иванович Котовский 12 июля 1881 года в местечке Ганчешты, Кишиневского уезда Бессарабии, в семье механика винокуренного завода (завод этот принадлежал родовитому бессарабскому князю Манук-Бею). Отец Иван Николаевич и мать Акулина Романовна воспитывали шестерых детей.

Интересно, что свою биографию Котовский постоянно фальсифицирует. То указывает иные года рождения - в основном 1887-й или 1888-й, то утверждает, что происходит «из дворян» (в советских энциклопедиях читаем - «из рабочих»). Крайний эгоцентрист и «нарцисс», он всю жизнь не мог смириться с тем, что отец его происходил «из мещан города Балты», а не из «графьев». Даже после революции, когда принадлежность к дворянству только вредила людям, Котовский, указывал в анкетах, что происходил из дворян, а дед его был «полковником Каменец-Подольской губернии». О факте же «омоложения» Григория Ивановича на 6–7 лет, то есть о том, что Котовский родился в 1881 году, стало известно только после его смерти в 1925 году.

Даже в анкетах для вступления в коммунистическую партию Котовский указывал мнимый возраст, скрывая тайны своей юности. А национальность называл несуществующую - «бессарабец», хотя с Бессарабией был связан только местом рождения. Ни отец, ни мать Котовского ни к молдаванам, ни к «бессарабам» себя не относили. Отец его был, очевидно, обрусевшим православным поляком, возможно украинцем, мать - русской.

Приоткрывая завесу над своим малоизвестным детством, Котовский вспоминал, что «был слабым мальчиком, нервным и впечатлительным. Страдая детскими страхами, часто ночью, сорвавшись с постели, бежал к матери (Акулине Романовне), бледный и перепуганный, и ложился с ней. Пяти лет упал с крыши и с тех пор стал заикой. В ранних годах потерял мать...» С тех пор Котовский страдал эпилепсией, расстройствами психики, страхами.

Заботу о воспитании Гриши взяла на себя его крестная мать София Шалль, молодая вдова, дочь инженера, бельгийского подданного, который работал по соседству и был другом отца мальчика, и крестный - помещик Манук-Бей.

В 1895 году от чахотки умирает отец Гриши. Котовский пишет, что отец умер «в бедности». Это очередная ложь. Семья Котовских жила в достатке, имела собственный дом. По протекции и на средства владельца поместья «Ганчешты» Григория Ивановича Манук-Бея, крестного Гриши, сирота поступил в 1895 году в Кишиневское реальное училище, пособие на учение было даровано и одной из сестер Котовских.

Во время годичной болезни Ивана Котовского Манук-Бей выплачивал больному жалование и оплачивал визиты врачей. Гриша же, оказавшись без присмотра, в таком крупном городе, как Кишинев, стал прогуливать занятия, хулиганить и через три месяца был изгнан из училища.

Соученик Котовского, Чеманский, ставший полицейским, вспоминает, что Гришу ребята называли «Березой» - так в деревнях зовут смелых, драчливых парней с повадками лидеров. После изгнания из реального училища Манук-Бей устраивает его в Кокорозенское сельскохозяйственное училище и оплачивает весь пенсион.

В советское время вся страна знала имя героя Гражданской войны Григория Ивановича Котовского. Впрочем, гораздо чаще лихого кавалерийского командира называли «красным маршалом». Бесстрашный военачальник был награжден тремя орденами Красного Знамени, входил в Реввоенсовет и три ЦИКа -Союзный, Украинский и Молдавский. А вот его дореволюционная биография старательно замалчивалась по одной простой причине: с самой ранней юности Котовский был бандитом и разбойником. Хотя и очень необычным.

Совсем как Дубровский

Отпрыск дворянской фамилии Григорий Котовский был выставлен из реального училища за «вызывающее поведение». Сельскохозяйственную школу он оставил сам, когда умер его отец, и 16-летний юноша нанялся практикантом в богатое имение князя Кантакузина. В статного красавца и силача тут же влюбилась молодая княгиня, Котовский ответил ей взаимностью. О романе, разумеется, прознал князь. Расправа была скорой: Григория жестоко избили и бросили далеко в степи. Но мстительный Котовский вернулся: князя убил, имение спалил. Первый шаг, определивший его дальнейшую жизнь, был сделан.

Скрываясь в лесах, Котовский сколотил банду из отчаянных крестьянских парней и преступников, бежавших с каторги. Очень скоро о новоявленном Дубровском заговорила вся Бессарабия. Совершая налеты, Григорий вел себя как истинно благородный разбойник: старался никого не убивать, а награбленным нередко делился с крестьянами. Казалось, он занимался грабежами не из корысти, а ради острых ощущений. Отчасти так оно и было: Котовский обожал риск.

Однажды в Кишиневе, выдавая себя за херсонского помещика, Котовский попал на званый вечер к известному магнату Семиградову. Остроумный «херсонец» привлек к себе внимание всех собравшихся. И вот разговор зашел о Котовском. Хозяин стал хвастаться, что он сам справился бы с бандитом, попадись он ему на пути. С этой целью Семиградов постоянно носил заряженный пистолет, а ночью клал оружие под подушку.

В ту же ночь, когда гости разъехались, Котовский с двумя подручными бесшумно проник в квартиру магната и похитил множество дорогих вещей. А под подушку спящего хозяина, где лежал пистолет, ухитрился положить записку: «Не хвались, идучи на рать, а хвались, идучи с рати».

Нет смысла держать в тюрьме

Подобных подвигов в биографии Котовского было множество. Естественно, ловила его вся «полицейская рать». В конце концов атамана упрятали за решетку, но ненадолго. Очень скоро бегство из тюрем превратилось для него в своеобразное хобби. Фантастические, «нахальные», по его собственному определению, планы рождались в его голове, а потому очередной побег становился событием, о котором говорила вся Россия.

Как-то раз он придумал, как разоружить охрану, захватить тюрьму, вызвать и обезоружить конвойную команду, надеть их форму, после чего бежать всем «коллективом на поезде, инсценировав отправку большого этапа из Кишинева в Одессу. Вначале все шло по плану. Но несколько уголовников решили бежать отдельно от всех, перемахнули через стену, и наружная охрана открыла по ним огонь. Котовский забаррикадировался в тюремной башне и сдал оружие, лишь когда прибывший по его требованию губернатор дал слово: наказывать арестантов, пытавшихся бежать, никто не станет.

В другой раз Котовскому помогла романтическая связь с некой светской дамой: во время свидания та передала ему начиненные опиумом папиросы, дамский браунинг и веревку. Тем же вечером, когда угощенный папироской надзиратель уснул, Григорий перепилил решетку на окне и был таков…

Увы, на воле атаман погулял меньше месяца. Котовского заковали в кандалы и посадили в секретный каземат. Вскоре суд приговорил его к десяти годам каторжных работ. Будущий «красный-маршал» с усмешкой обещал, что вернется намного раньше, и слово свое сдержал.

Через два года он сбежал с каторги, еще четыре нелегально скитался по России. Осенью 1917 года вернулся в Бессарабию, по чужому паспорту устроился управляющим большим имением и зажил двойной жизнью. Днем образцово управлял хозяйством, а по ночам с вновь сколоченной бандой совершал налеты на имения. Но разбойничье счастье недолго: кишиневскому полицмейстеру удалось узнать, где скрывается неуловимый налетчик. На сей раз Котовского приговорили к смертной казни. И тут в России грянула революция. В Кишиневе и Одессе на защиту Котовского поднялась общественность. И Временное правительство… освободило «благородного разбойника», поскольку смертная казнь была отменена, а держать его в тюрьме не имело смысла — все равно убежит.

Что наша жизнь? Игра

Во время Гражданской войны Котовский сражался со всеми: с белыми, с румынами, с украинскими гетманцами. А потом неожиданно для всех махнул в Москву. В Кремле закрыли глаза на его бандитскую биографию, зато оценили смелость и лихую отвагу. Котовскому дали задание: нелегально проникнуть в Одессу, занятую белыми, и действовать там, поддерживая связь с большевистским подпольем.

Прибыв на место, Григорий Иванович набрал отряд в тридцать человек из уголовников вперемешку с коммунистами. Вскоре о нем заговорил весь город. Причина была проста: Котовский не только выполнял поставленную задачу, убивая белогвардейских контрразведчиков, полицейских агентов и провокаторов, но и совершал лихие налеты на банки и частников. При этом он проявлял поразительную изобретательность, появляясь переодетым то в офицера, то в дьякона, то в помещика. Улицы пестрели его портретами и сообщениями о вознаграждении за поимку, однако Котовского это не останавливало: грабежи продолжались днем и ночью.

Весной 1919 года бандитская вольница кончилась: в Одессу вступили красные. Зато началась карьера Котовского-кавалериста. Он лично подбирал лихих рубак среди красных партизан, белых казаков-деникинцев, военнопленных мадьяр, поляков и чехов. Командир знал нравы своих бойцов и разрешал им «грабануть» богатых, причем добыча шла в общую кассу кавалерийской бригады. Удача сопутствовала Котовскому: он стал командиром кавалерийской дивизии, а затем Второго конного корпуса.

Жизнь прославленного героя Гражданской войны оборвалась в ночь на 6 августа 1925 года. Он был убит возле своей дачи тремя выстрелами из маузера неким Зайдером, бывшим содержателем борделя, которого Григорий Иванович знал еще до революции. Кто стоял за этим убийством, осталось невыясненным. Но вдова говорила близким, что «у мужа было много врагов в Реввоенсовете и ГПУ».